О Евгении Кисине широкая публика впервые узнала в 1984 году, когда он сыграл с оркестром под управлением Дм. Китаенко два фортепианных концерта Шопена. Событие это имело место в Большом зале Московской консерватории и произвело подлинный фурор. О тринадцатилетнем пианисте - ученике шестого класса средней специальной музыкальной школы имени Гнесиных - сразу же заговорили как о чуде. Причем заговорили не только легковерные и малоискушенные любители музыки, но и профессионалы. Действительно, то, что делал за роялем этот мальчик, очень походило на чудо...

Женя родился в 1971 году, в Москве, в семье, можно сказать, наполовину музыкальной. (Его мать педагог ДМШ по классу фортепиано; старшая сестра, тоже пианистка, училась в свое время в Центральной музыкальной школе при консерватории.) Поначалу решено было его от музыкальных занятий освободить - хватит, мол, у одного ребенка не было нормального детства, пусть будет хотя бы у второго. Отец мальчика - инженер, почему бы ему, в конце концов, и не пойти тем же путем?... Однако случилось по-иному. Еще совсем малышом Женя мог часами, не отрываясь, слушать игру сестры. Потом стал напевать - точно и чисто - все, что попадало ему на слух, будь то фуги Баха или рондо Бетховена «Ярость из-за потерянного гроша». В трехлетнем возрасте он начал что-то импровизировать, подбирать на рояле полюбившиеся ему мелодии. Словом, стало совершенно ясно, что не учить его музыке - нельзя. И что инженером ему быть не суждено.

Мальчику было около шести лет, когда его привели к А. П. Кантор, известной среди москвичей преподавательнице гнесинской школы. «С первой же нашей встречи он стал меня удивлять,- вспоминает Анна Павловна,- удивлять беспрерывно, на каждом уроке. Правду говоря, не перестает он иной раз поражать меня и сегодня, хотя со дня нашего знакомства прошло уже столько лет. Как он импровизировал за клавиатурой! Об этом не рассказать, это надо было слышать... Помню до сих пор, как он свободно и непринужденно «гулял» по самым различным тональностям (и это не зная еще никакой теории, никаких правил!), а под конец непременно возвращался к тонике. Причем все выходило у него так стройно, логично, красиво! Рождалась же музыка в его голове и под пальцами всегда сиюминутно; на смену одному мотиву тут же приходил другой. Сколько я ни просила его повторить только что сыгранное, он отказывался. «А я уже не помню...» И сразу же начинал фантазировать что-то совсем новое.

У меня за сорок лет педагогической работы было много учеников. Очень много. В том числе и по-настоящему талантливых - таких, например, как Н. Демиденко или А. Батагов (теперь это известные пианисты, лауреаты конкурсов). Но ничего подобного Жене Кисину я раньше не всречала. Не в том дело, что у него великолепный музыкальный слух; в конце концов, это не такая уж и редкость. Главное, как активно проявляется этот слух! Сколько у мальчика фантазии, творческой выдумки, воображения!

Передо мной сразу встал вопрос: как его учить? Импровизация, подбор по слуху - все это прекрасно. Но нужно же еще и знание музыкальной грамоты, и то, что мы называем профессиональной организацией игры. Нужно владеть какими-то чисто исполнительскими умениями и навыками,- и владеть по возможности хорошо... Должна сказать, что дилетантизма и неряшливости я в своем классе не терплю; для меня в пианизме есть своя эстетика, и она мне дорога.

Словом, поступиться хотя бы в чем-то профессиональными основами обучения я и не хотела, и не могла. Но и «засушить» занятия тоже было нельзя...»

Надо признать, что А. П. Кантор действительно столкнулась с очень непростыми проблемами. Каждый, кому приходилось заниматься музыкальной педагогикой, знает: чем талантливее ученик, тем труднее (а не легче, как полагают по наивности) преподавателю. Тем больше гибкости и изобретательности приходится проявлять на уроках. Это - в обычных условиях, с учащимися более или менее обычной одаренности. А тут? Как строить занятия с таким ребенком ? Какого стиля работы придерживаться? Как общаться? Какими темпами двигаться в обучении? По какому принципу отбирать репертуар? Гаммы, специальные упражнения и проч.- как быть с ними? Все эти вопросы А. П. Кантор, несмотря на ее многолетний преподавательский стаж, пришлось решать фактически заново. Прецедентов в данном случае не было. Никогда еще педагогика не была для нее в такой степени творчеством , как на сей раз.

«К большой моей радости, всю «технолигию» фортепианной игры Женя освоил моментально. Нотная запись, метроритмическая организация музыки, основные пианистические умения и навыки - все это далось ему без малейшего труда. Будто он уже знал это когда-то и теперь лишь вспомнил. Очень быстро выучился читать ноты. А затем пошел вперед - и какими темпами!»

В конце первого года обучения Кисин играл почти весь «Детский альбом» Чайковского, легкие сонаты Гайдна, трехголосные инвенции Баха. В третьем классе в его программах были трех- и четырехголосные фуги Баха, сонаты Моцарта мазурки Шопена; год спустя - ми-минорная токката Баха этюды Мошковского, сонаты Бетховена, фа-минорный фортепианный концерт Шопена... Говорят, вундеркинд - это всегда опережение возможностей, присущих возрасту ребенка; это «забегание» вперед в том или ином виде деятельности. Женя Кисин, являвший собой классический пример вундеркинда, с каждым годом все заметнее и стремительнее уходил от своих сверстников. И не только в том, что касалось технической сложности исполняемых произведений. Он обгонял своих ровесников по глубине проникновения в музыку, в ее образно-поэтический строй, ее сущность. Об этом, впрочем, будет сказано несколько позже.

О нем уже знали в московских музыкальных кругах. Как-то, в бытность его учеником пятого класса, решено было устроить его сольный концерт - и мальчику полезно, и другим интересно. Каким образом стало об этом известно за пределами гнесинской школы, трудно сказать - кроме одной-единственной, небольшой, от руки написанной афиши никаких иных оповещений о предстоящем событии не было. И тем не менее к началу вечера гнесинская школа была до отказа заполнена народом. Люди толпились в коридорах, плотной стеной стояли в проходах, забирались на столы и стулья, теснились на подоконниках... В первом отделении Кисин сыграл Концерт ре минор Баха-Марчелло, Прелюдию и фугу Мендельсона, Вариации «Abegg» Шумана, несколько мазурок Шопена, «Посвящение» Шумана-Листа. Во втором отделении прозвучал фа-минорный концерт Шопена. (Анна Павловна вспоминает, что в антракте Женя то и дело одолевал ее вопросом: «Ну, когда же начнется второе отделение! Ну, когда же дадут звонок!» - такое наслаждение испытывал он, находясь на сцене, так легко и хорошо ему игралось.)

Успех вечера был огромным. А через некоторое время последовало то самое совместное выступление с Д. Китаенко в БЗК (два фортепианных концерта Шопена), о котором уже говорилось выше. Женя Кисин сделался знаменитостью...

Чем же поразил он столичную публику? Какую-то часть ее - самим фактом исполнения сложных, явно «недетских» произведений. У этого худенького, хрупкого подростка, почти ребенка, умилявшего уже одним своим видом на эстраде - вдохновенно откинутая назад голова, широко распахнутые глаза, отрешенность от всего мирского...- так ловко, так складно все получалось на клавиатуре, что не восхититься было просто невозможно. С самыми трудными и пианистически «коварными» эпизодами он справлялся свободно, без видимых усилий - играючи в прямом и переносном смысле слова.

Однако специалисты обратили внимание не только, да и не столько даже на это. С удивлением увидели они, что мальчику «дано» проникать в самые заповедные области и тайники музыки, в ее святая святых; увидели, что этот школьник способен почувствовать - и передать в своем исполнении - самое главное в музыке: ее художественный смысл , ее выразительно-образную суть … Когда Кисин играл с оркестром Китаенко шопеновские концерты, перед аудиторией словно бы возникал сам Шопен, живой и подлинный до мельчайших своих черточек,- Шопен, а не что-то более или менее похожее на него, как нередко бывает. И это поражало тем более, что в тринадцать лет понимать такие явления в искусстве вроде бы явно рано... Есть в науке термин - «антиципация», означающий предвосхищение, предугадываение человеком чего-то такого, что отсутствует в его личном жизненном опыте («Истинный поэт, считал Гете, обладает врожденным знанием жизни, и для ее изображения ему не требуется ни большого опыта, ни эмпирической оснастки...» (Эккерман И. П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни.- М., 1981. С. 112).) . Кисин едва ли не с самого начала знал, ощущал в музыке то, чего ему, если учитывать возраст, знать и ощущать определенно «не полагалось». Было в этом нечто странное, удивительное; некоторые из слушателей, побывав на выступлениях юного пианиста, признавались, что им порой становилось даже как-то не по себе...

И, что самое примечательное, постигал музыку - в главном - без чьей-либо помощи или подсказки. Спору нет, его учительница, А. П. Кантор - специалист выдающийся; и ее заслуг в данном случае не переоценить: ей удалось стать не только умелым наставником Жени, но и добрым другом, советчиком. Однако того, что делало его игру уникальной в подлинном смысле слова, не могла бы подсказать даже она. Ни она, ни кто-либо еще. Только его изумительная интуиция.

За сенсационном выступленим в БЗК последовал ряд других. В мае того же 1984 года Кисин сыграл сольный концерт в Малом зале консерватории; в программе значилась, в частности, фа-минорная фантазия Шопена. Напомним в этой связи, что фантазия - одно из труднейших произведений в репертуаре пианистов. И не только в плане виртуозно-техническом - это само собой; сочинение трудно своей художественной образностью, сложной системой поэтических идей, эмоциональными контрастами, остроконфликтной драматургией. Кисин исполнил шопеновскую фантазию с такой же убедительностью, с какой исполнял и все остальное. Небезынтересно отметить, что выучил это произведение он в удивительно короткий срок: всего три недели прошло от начала работы над ним до премьеры в концертном зале. Наверное, надо быть музыкантом-практиком, артистом или педагогом, дабы оценить должным образом этот факт.

Те, кто помнят начало сценической деятельности Кисина, согласятся, видимо, что более всего подкупали в нем свежесть и полнота чувств. Очаровала та искренность музыкального переживания, та целомудренная чистота и наивность, которые встречаются (и то нечасто) у очень юных артистов. Каждое музыкальное произведение исполнялось Кисиным так, будто именно оно и было для него самым дорогим и любимым,- скорее всего, так оно и было на самом деле... Все это ставило его особняком на профессиональной концертной сцене, отличая его трактовки от привычных, повсеместно распространенных исполнительских образцов: внешне корректных, «правильных», технически добротных. Рядом с Кисиным многие пианисты, не исключая и весьма авторитетных, начинали казаться вдруг скучноватыми, пресными, эмоционально бесцветными - словно бы вторичными в своем искусстве... Что он действительно умел - в отличие от них - так это снимать коросту штампов с хорошо известных звуковых полотен; и полотна эти начинали светиться у него ослепительно яркими, пронзительно чистыми музыкальными красками. Произведения, давно знакомые слушателям, становились почти незнакомыми; тысячекратно слышанное делалось новым, будто и неслышанным ранее...

Таков был Кисин в середине восьмидесятых годов, таков он в принципе и сегодня. Хотя, конечно, за последние годы он заметно изменился, повзрослел. Ныне это уже не мальчик, а юноша в расцвете сил, на пороге зрелости.

Будучи всегда и во всем на редкость выразительным, Кисин в то же время благородно сдержан за инструментом. Никогда не переступает границ меры и вкуса. Трудно сказать, где тут результаты педагогических усилий Анны Павловны, а где - проявления его собственного непогрешимого художественного чутья. Как бы то ни было, факт остается фактом: он отлично воспитан. Выразительность - выразительностью, увлеченность - увлеченностью, но экспрессия игры нигде не переходит у него границ, за которыми мог бы начаться исполнительский «моветон»... Любопытно: судьба словно бы позаботилась о том, чтобы оттенить эту черту его сценического облика. Вместе с ним на концертной сцене находилось некоторое время еще одно удивительно яркое природное дарование - юная Полина Осетинская. Как и Кисин, она также была в центре внимания специалистов и широкой публики; и о ней, и о нем много говорили, в чем-то сравнивая их, проводя параллели и аналогии. Потом разговоры такого рода как-то сами собой прекратились, иссякли. Подтвердилось (в который уже раз!), что признание в профессиональных кругах требует, и со всей категоричностью, соблюдения правил хорошего тона в искусстве . Требует умения красиво, достойно, корректно держать себя на эстраде. Кисин в этом отношении был безупречен. А потому и остался вне конкуренции среди своих сверстников.

Выдержал он и еще одно испытание, не менее трудное и ответственное. Ни разу не дал он повода упрекнуть себя в самопоказе, в чрезмерном внимании к собственной персоне, чем так часто грешат юные дарования. Да еще являющиеся любимцами широкой публики... «Когда поднимаешься по лестнице искусства, не стучи каблуками»,- остроумно заметила в свое время замечательная советская актриса О. Андровская. «Стука каблуков» у Кисина никогда не было слышно. Ибо он играет «не себя», а Автора. Опять-таки в этом не было бы ничего особо удивительного, если бы не его возраст.

Свой сценический путь Кисин начал, как говорилось, с Шопена. И не случайно, разумеется. У него дарование романтика; это более чем очевидно. Можно вспомнить, к примеру, мазурки Шопена в его исполнении - они нежны, ароматны и благоуханны как живые цветы. В такой же мере близки Кисину сочинения Шумана («Арабески», до-мажорная фантазия, Симфонические этюды), Листа (рапсодии, этюды и др.), Шуберта (до-минорная соната). Все, что он делает за роялем, интерпретируя романтиков, выглядит обычно естественным, как вдох и выдох.

Впрочем, А. П. Кантор убеждена, что амплуа Кисина в принципе и шире, и многограннее. В подтверждение она дает ему попробовать себя в самых различных слоях пианистического репертуара. Он играл многие сочинения Моцарта, в последние годы часто исполнял музыку Шостаковича (Первый фортепианный концерт), Прокофьева (Третий фортепианный концерт, Шестая соната, «Мимолетности», отдельные номера из сюиты «Ромео и Джульетта»). Прочно утвердилась в его программах русская классика - Рахманинов (Второй фортепианный концерт, прелюдии, этюды-картины), Скрябин (Третья соната, прелюдии, этюды, пьесы «Хрупкость», «Окрыленная поэма», «Танец томления»). И здесь, в этом репертуаре, Кисин остается Кисиным - говори Правду и ничего кроме Правды. И здесь передает не только букву, но и сам дух музыки. Однако нельзя заметить, что с произведениями Рахманинова или Прокофьева «справляется» ныне не так уж мало пианистов; во всяком случае, высококлассное исполнение этих произведений не слишком большая редкость. Иное дело Шуман или Шопен... «Шопенистов» в наши дни можно буквально по пальцам пересчитать. И чем чаще звучит музыка композитора в концертных залах, тем больше это бросается в глаза. Не исключено, что именно по этому Кисин вызывает такие симпатии у публики, а его программы из сочинений романтиков встречаются с таким энтузиазмом.

С середины восьмидесятых годов Кисин стал выезжать за рубеж. К настоящему времени он уже побывал, и не единожды, в Англии, Италии, Испании, Австрии, Японии, в ряд других стран. Его узнали и полюбили за границей; приглашения приехать на гастроли поступают к нему теперь во все возрастающем количестве; наверное, он соглашался бы чаще, если бы не учеба.

За границей, да и дома, Кисин нередко концертирует вместе с В. Спиваковым и его оркестром. Спиваков, надо отдать ему должное, вообще принимает горячее участие в судьбе мальчика; он многое сделал и продолжает делать для него лично, для его профессиональной карьеры.

Во время одной из гастрольных поездок, в августе 1988 года, в Зальцбурге, Кисина представили Герберту Караяну. Рассказывают, что восьмидесятилетний маэстро не смог сдержать слез, услышав впервые игру юноши. Он тут же предложил ему выступить совместно. И действительно, несколько месяцев спустя, 30 декабря того же года, Кисин и Герберт Карая сыграли в Западном Берлине Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского. Телевидение транслировало это выступление на всю Германию. На следующий вечер, под Новый год, исполнение было повторено; трансляция на сей раз шла на большинство стран Европы и США. Спустя несколько месяцев концерт прозвучал в исполнении Кисина и Караяна по Центральному телевидению.

Валерий Брюсов сказал однажды: «...Поэтический талант дает многое, когда он сочетается с хорошим вкусом и направляем сильной мыслью. Чтобы художественное творчество одерживало большие победы, необходимы для него широкие умственные горизонты. Только культура ума делает возможной культуру духа» (Русские писатели о литературном труде.- Л., 1956. С. 332.) .

Кисин не только ярко и сильно чувствует в искусстве; в нем ощущается и пытливый интеллект, и широко разветвленная духовная одаренность - «intelligence», согласно терминологии западных психологов. Он любит книги, хорошо знает поэзию; близкие свидетельствуют, что он может целыми страницами читать наизусть из Пушкина, Лермонтова, Блока, Маяковского. Учеба в школе всегда давалась ему без особого труда, хотя временами и приходилось делать изрядные перерывы в занятиях. Есть у него хобби - шахматы.

Посторонним общаться с ним непросто. Он немногословен - «молчун», как говорит Анна Павловна. Однако в этом «молчуне», судя по всему, идет постоянная, непрекращающаяся, интенсивная и очень сложная внутренняя работа. Лучшее подтверждение этому - его игра.

Трудно даже представить, насколько же нелегко придется Кисину в дальнейшем. Ведь «заявку», сделанную им - и какую ! - надо оправдывать. Равно как и надежды публики, которая так тепло приняла юного музыканта, поверила в него. Ни от кого, наверное, не ждут сегодня столь многого, как от Кисина. Оставаться таким, каким он был два-три года назад - или даже на нынешнем уровне - ему нельзя. Да это практически и невозможно. Тут «или - или»... Значит, иного пути, кроме как идти вперед, постоянно умножая себя, с каждым новым сезоном, новой программой,- у него нет.

Тем более, кстати, что у Кисина есть проблемы, требующие решения. Есть над чем работать, что «умножать». Сколько бы восторженных чувств не вызывала его игра, присмотревшись к ней внимательнее да попридирчевее, начинаешь различать и кое-какие недочеты, недоработки, узкие места. Скажем, Кисин пока отнюдь не безупречный контролер собственного исполнения: на эстраде он, бывает, непроизвольно ускоряет темпы, «подгоняет», как говорят в таких случаях; рояль у него звучит подчас гулко, вязко, «перегруженно»; музыкальная ткань заволакивается иногда густыми, обильно наслаивающимися друг на друга педальными пятнами. Недавно, например, в сезоне 1988/89 года он сыграл в Большом зале консерватории программу, где, наряду с другими вещами, были и си-минорная соната Шопена. Справедливость требует сказать, что деффекты, названные выше, были в ней вполне очевидны.

Та же концертная программа, к слову, включала в себя и «Арабески» Шумана. Они стояли первым номером, открывали вечер и, откровенно говоря, получились тоже не слишком удачно. «Арабески» показали, что Кисин не сразу, не с первых минут выступления «входит» в музыку - ему требуется определенное время, дабы эмоционально разогреться, обрести нужное сценическое состояние. Разумеется, нет ничего более обычного, более распространенного в массовой исполнительской практике. Такое бывает почти с каждым. И все же... Почти, но не с каждым . А потому не указать на эту ахиллесову пяту молодого пианиста нельзя.

И еще одно. Пожалуй, наиболее существенное. Ранее уже отмечалось: для Кисина не существует непреодолимых виртуозно-технических барьеров, он без видимых усилий справляется с любыми пианистическими трудностями. Это, однако, не означает, что он может чувствовать себя сколько-нибудь спокойно и беззаботно по части «техники». Во-первых, как уже говорилось ранее, ее («техники»), никогда и ни у кого не бывает в избытке , ее может только недоставать. И действительно, постоянно недостает художникам крупным и требовательным; причем, чем значительнее, дерзновеннее их творческие замыслы, тем больше недостает. Но дело даже не только в этом. Надо прямо сказать, пианизм Кисина сам по себе не представляет пока выдающейся эстетической ценности - той самоценности , что отличает обычно мастеров экстракласса, служит характерной приметой их. Вспомним наиболее известных артистов современности (благо дарование Кисина дает право на подобные сопоставления): их профессиональное мастерство восхищает, трогает уже само по себе, как таковое , вне зависимости от остального и прочего. О Кисине этого пока не сказать. На такие высоты ему лишь предстоит еще подняться. Если, конечно, помышлять о мировом музыкально-исполнительском Олимпе.

И вообще впечатление таково, что ему до сих пор многое в игре на рояле давалось достаточно легко. Может быть, даже слишком легко; отсюда и плюсы, и известные минусы его искусства. Сегодня замечается в первую очередь то, что идет от его уникального природного дарования. И это прекрасно, конечно, но лишь до поры до времени. В дальнейшем что-то обязательно должно будет измениться. Что? Как? Когда? Все зависит от этого...

Евгений Кисин: “я просто делюсь с людьми тем, что мне дорого”

Необыкновенные способности к музыке у Евгения обнаружились еще в раннем детстве. С самого рождения он постоянно слушал, как занимается на фортепиано старшая сестра, и уже будучи годовалым ребенком мог пропеть тему фуги Баха, которая в то время звучала в их доме. Когда Евгений еще немного подрос, он стал подбирать на инструменте знакомые мелодии, сначала одним пальцем, затем – всеми десятью.

Освоение фортепиано мальчик продолжил с помощью импровизации. Он постоянно играл свою музыку, стихийно возникающую в сознании. По словам самого Евгения, он «описывал музыкой окружающий мир». Любая картина, возникающая в его воображении, не только содержала множество красок и световых оттенков. Она могла звучать: каждая деталь легко находила музыкальное выражение с помощью фортепианной клавиатуры.

В шесть лет Евгений Кисин продемонстрировал свои феноменальные способности педагогам школы имени Гнесиных. Его педагог, Анна Павловна Кантор, любит вспоминать, как попросила его сымпровизировать темный лес, восход солнца, пение птиц. Затем попросила повторить, а ребенок ответил, что не помнит. И тут же сыграл еще одну импровизацию на эту тему – совершенно по-новому.

С того самого дня Евгений и Анна Павловна почти не расставались. Она была и остается его единственным педагогом. В детстве и раннем подростковом возрасте феноменальные способности мальчика позволяли ему мало заниматься техникой, за что ему часто попадало от строгой преподавательницы. Зато потом эта женщина, всю жизнь посвятившая своим ученикам, стала частью семьи Евгения. До сих пор, готовя новую программу, он всегда советуется с ней.


 Евгений Кисин со своим единственным педагогом – Анной Павловной Кантор

Концертную деятельность Евгений Кисин начал с первых классов музыкальной школы. В 10 лет он уже выступил с оркестром, сыграв двадцатый концерт Моцарта, а через год дал свой первый сольный концерт в Большом зале консерватории, где исполнял музыку Шопена.

Сегодня Евгений Кисин – один из самых известных пианистов мирового уровня. Каждый сезон он дает концерты в Германии, Англии, Франции, Австрии, Голландии, Швейцарии, Испании, Италии и США. Раз в два-три года выступает в Японии, Южной Корее, Гонконге и Тайване. Является постоянным участником многих музыкальных фестивалей.

К сожалению, в России знаменитого пианиста можно услышать очень редко. Вот уже больше двадцати лет он живет за рубежом: долгое время провел в Лондоне, недавно перебрался в Париж. Он регулярно получает приглашения из Москвы, но далеко не всегда может принять их из-за собственной занятости. В 2015 году Евгений планирует дать несколько концертов на родине.

Каждому выступлению Евгения Кисина предшествует не только техническая, но и эмоциональная подготовка. Сольные концерты он играет с перерывом в два-три дня, чтобы успеть отдохнуть и внутренне наполниться. Каждый раз, выходя на сцену, музыкант вступает в диалог с публикой, каждое сыгранное им произведение – акт самоотдачи.

Эмоциональность его выступлений поражает. Желание делиться музыкой с людьми, быть для них, играть для них пронизывает каждое произведение, исполняемое Евгением Кисиным. Разные музыканты по-разному определяют свое исполнительство: кто-то называет его священнодействием, кто-то самовыражением, некоторые считают его долгом или работой… Сам Евгений так говорит о своей игре: «я просто делюсь с другими людьми тем, что мне дорого».

Евгений Кисин и Шопен

Любовь к Евгений Кисин пронес через всю жизнь. Впервые он сыграл его на публике в одиннадцать лет – и с тех пор не расстается с его творчеством. Весь 2010 год (год 200-летия со дня рождения композитора) Евгений Кисин посвятил его музыке. Он никогда не пытался объяснить словами свою любовь к Шопену: музыка всегда будет выше слов о ней.

Евгений Кисин во многих интервью вспоминает о своей первой встрече с Гербертом Караяном, которая, как и многие важные события в его жизни, прошла под знаком Шопена. Великий дирижер прослезился, когда услышал исполнение Кисиным шопеновской «Фантазии» – так началось их долгое и плодотворное сотрудничество.

Поэтические вечера

Музыка – главный, но не единственный вид творчества для Евгения Кисина. Он регулярно проводит поэтические вечера на русском языке и идише. В 2010 году вышел диск с записью его чтения современной поэзии.

Язык идиш артист, обладающий феноменальной памятью, выучил уже во взрослом возрасте – по самоучителю. По словам Евгения, в нем всегда было сильно еврейское самосознание.

Политика


Евгений Кисин исполняет музыку Шопена

Несколько раз Евгений Кисин выступал с заявлениями, касающимися политики. Последний раз это касалось фальсификации выборов. Как артист, Евгений старается не вмешиваться в политические дела: мир искусства требует совсем другого вложения сил. Но в некоторых ситуациях он предпочитает не молчать, и надеется, что его открытые письма и выступления на радио, обращенные к российскому народу, пробудят желание высказаться в других людях.

Личная жизнь

Эту тему Евгений Кисин старательно обходит стороной во всех интервью. Он никогда не афиширует свои отношения с женщинами, оберегая свою частную жизнь от посторонних глаз. Разумеется, общественность не может простить ему этого – и вокруг его громкого имени часто вспыхивают нелепые слухи. Но они быстро затухают, а Евгений Кисин продолжает сохранять за собой право на сугубо личное.

Такая позиция вызывает уважение. Все мы хотим узнать больше о знаменитостях, но ведь им, как и всем, подчас требуется уединение и покой. Не будем же нарушать личные границы человека, который и так отдает публике максимум себя, выходя на сцену.

Это известие застало выдающегося пианиста в Париже, где с ним встретился корреспондент "Известий" во Франции.

известия: Какие чувства вызвала у вас новая награда?

Евгений Кисин: Я, конечно, очень рад. Но, пожалуй, с большим энтузиазмом воспринял первую "Грэмми", которую получил четыре года назад. Вообще я не из тех людей, кто приходит в большой восторг от всяких наград. Я отношусь к ним спокойно.

и: А как вы отмечаете другое событие - 200-летие со дня рождения Шопена, вашего любимого композитора?

Кисин: 23 февраля в Париже исполняю его Второй концерт. И вообще весь 2010-й буду играть только Шопена, а также Шумана. Они родились в один год.

и: Чем вас привлекает Шопен? Вы впервые сыграли его для публики в 11 лет...

Кисин: Вот этого как раз я словами объяснить не могу. А на самом деле - и не хочу. Ведь если появится возможность объяснить любовь, то пропадет именно то, что делает это чувство таким необыкновенным.

и: Есть легенда, согласно которой великий Караян плакал, когда вы ему сыграли Шопена.

Кисин: Это не легенда, а правда. Никогда не забуду этот день - 9 августа 1988 года. В Зальцбурге первой вещью, которую я сыграл Караяну, была "Фантазия" Шопена. Когда я закончил, Караян послал мне воздушный поцелуй. А когда подошел к нему, то увидел, что он вытирает слезы.

и: Почему же Шопен так любим во всем мире?

Кисин: Его музыка каким-то образом проникает в самое сердце. Как и музыка Чайковского. Конечно, Шопен был на двести процентов польским композитором, так же как и Чайковский - русским.

и: Вы, кажется, хотели сделать паузу в ваших концертах?

Кисин: Я ее только что сделал - на четыре месяца. Когда я на гастролях, весь режим подчинен концертам. И времени на разучивание нового репертуара не остается. Я взял отпуск именно для этого, а также для чтения книг, встреч с друзьями, путешествий. С марта по июнь я беру новую паузу.

и: То есть ваш отпуск не связан с пресыщенностью музыкой?

Кисин: Ни в коем случае. Я всегда любил давать концерты.

и: Одни музыканты называют свою игру священнодействием, другие - долгом, третьи - самовыражением, некоторые - работой.

Кисин: Есть справедливость в каждом из этих высказываний. Я же делюсь с другими людьми тем, что мне дорого. Поэтому мне кажется совершенно нелепым вопрос: "Садясь за рояль, вы забываете о публике?" Как я могу забыть о публике, если играю именно для нее?!

и: Вас часто спрашивают, кем бы вы хотели стать, если бы не были музыкантом?

Кисин: Мне была бы интересна деятельность экскурсовода или журналиста. Я, разумеется, говорю о независимой журналистике. И в той и в другой ипостаси - как и в музыкальном исполнительстве - человек делится с другими тем, что ему дорого. Кстати, по той же причине я с детства люблю декламировать стихи.

и: Вы продолжаете выступать с чтением стихов на музыкальных фестивалях?

Кисин: Собираюсь выступить в будущем году в Нью-Йорке. Буду читать поэзию в подлиннике, а хороший американский актер - английские переводы. Примерно так же было на фестивале в Монпелье, где мы выступали с Жераром Депардье. Кстати, во время моего отпуска я записал два диска еврейской поэзии, один из которых сейчас выходит в свет.

и: Вам ближе поэзия русская, английская или французская? У нас принято считать, что именно русская поэзия достигла непревзойденных высот.

Кисин: У каждого языка есть свои богатства, свои особенности, но, как известно, поэт в России больше, чем поэт. И так всегда было, начиная с Пушкина и до 1970-х годов, когда я жил в России.

Я комфортно чувствую себя в Нью-Йорке, Лондоне, Амстердаме, Японии. Но в Москве - в отличие от любого места в Европе или Америке - у меня возникает ощущение, что это - мое

и: В России и музыкант был больше, чем музыкант. На концерты приходили - как в храм.

Кисин: Да. Материальных благ не было, и люди стремились к ценностям духовным. Поэтому русская пословица и говорит: "Нет худа без добра". Как сейчас, я не знаю, но от разных людей слышал, что в российской провинции сохранилось именно такое отношение к концертам классической музыки.

и: Однажды вы сказали, что "музыка гораздо выше слов". Даже если это слова Шекспира или Пушкина?

Кисин: Я имел в виду - выше слов о музыке. Именно поэтому я не умею о музыке говорить. Не я один. Помню, Шостакович сказал: "О музыке, как и о любовнице, говорить невозможно". Конечно, я не считаю литературу и живопись ниже музыки.

и: С какими чувствами вы навещаете Москву?

Кисин: Я комфортно чувствую себя в Нью-Йорке, Лондоне, Амстердаме, Японии. Но в Москве - в отличие от любого места в Европе или Америке - у меня возникает ощущение, что это мое. Потому что я в Москве родился и прожил первые двадцать лет.

и: Чувства горечи в отношении своей исторической родины вы не испытываете? Помнится, за вами охотились, чтобы забрать в армию.

Кисин: У меня горечь за тех, кого издевательствами в армии довели до самоубийства. Или просто убили.

и: Вы себя не чувствуете эмигрантом?

Кисин: В каком-то смысле я эмигрант, а в каком-то смысле - гражданин мира. Для музыканта-исполнителя это, пожалуй, неизбежно. Такая у нас интернациональная профессия.

и: Вас знают как пианиста, но как человек вы остаетесь во многом загадкой. Кто вы, мистер Кисин?

Кисин: Мы все стремимся скрывать свои недостатки, но я никогда не сторонился людей. Понятно, что профессия артиста требует уединения. Понятно и то, что о знаменитых людях хочется узнать больше. Хотя я абсолютно не монах и никогда им не был, осталось во мне что-то от российского воспитания. Я никогда свои романы не афишировал. Ведь в русском языке отношения между мужчиной и женщиной называются "интимными". Широкой публике о моей личной жизни ничего не было известно, и это, в свою очередь, нередко порождало домыслы и слухи один нелепее другого.

и: Но вы же не отшельник?

Кисин: Нет, но для меня интим есть интим.

и: Вы верите в дружбу между мужчиной и женщиной?

Кисин: Безусловно. Для меня лично дружить с женщиной не труднее, чем дружить с мужчиной. У меня так получилось, что самые близкие мои друзья - женщины.

и: Вы целеустремленный, честолюбивый?

Кисин: Честолюбивый - нет. Но если чего-то очень хочу, то становлюсь целеустремленным. Но не во всем.

и: А вы человек сентиментальный?

Кисин: Когда мы говорим "человек сентиментальный", в этом нет ничего плохого. А вот сентиментальная манера исполнения - это уже нехорошо, ибо подразумевает не подлинные чувства, а фальшивые.

и: Многих привлекает в вашей игре именно романтичность.

Кисин: Войнович в книге "Портрет на фоне мифа" пишет о себе молодом: "Романтическим побуждениям я был очень не чужд, хотя сам в себе этого не любил и выдавливал из себя романтика по капле, как раба". Когда я это прочитал, то подумал, что Войновичу это было нужно как писателю-реалисту. А вот мне, как исполнителю, ни в коем случае нельзя из себя выдавливать романтика. Это может мешать в каких-то жизненных ситуациях, но в творчестве необходимо.

и: Что вас больше всего возмущает в окружающем мире?

Кисин: Несправедливость. И чем равнодушнее мы к ней будем, тем ее будет больше.

и: Как вы чувствуете себя, попав в толпу, скажем, на Елисейских полях?

Кисин: Прекрасно. Очень люблю гулять по людным улицам и впитывать в себя атмосферу.

и: Некоторые большие исполнители занимались преподавательской деятельностью. Вы не видите себя в роли педагога?

Кисин: Многие занимались, но тот же Генрих Густавович Нейгауз говорил, что педагогика только отвлекает от исполнительства. Если бы, не дай бог, случилось что-то с руками и я не мог бы больше играть, тогда занялся бы педагогикой для ребят студенческого возраста. Чтобы учить детей, нужен особый талант.

и: Модный парижский литератор Фредерик Бегбедер назвал интернет "новым опиумом для народа". Вы на себе это не почувствовали?

Кисин: Омар Хайям писал: "Вино запрещено, но есть четыре "но": смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьет вино. При соблюденьи сих четырех условий всем здравомыслящим вино разрешено". Моя японская подруга недавно рассказала, что когда везет своих детей в школу, они не разговаривают, а пишут друг другу эсэмэски. Это уже маразм. Я на своем опыте знаю, как интернет засасывает. Поэтому сейчас стараюсь пользоваться им только для переписки.

и: Когда вы все-таки снова поедете в Россию?

Кисин: Я хотел бы съездить в Россию просто так, без выступлений, в свой следующий четырехмесячный отпуск. А с концертами пока планов нет, и боюсь, что в сезоне 2011-2012 годов в Россию уже не успею. В октябре следующего года японцы решили устроить фестиваль в честь моего сорокалетия, и я проведу там полтора месяца. Поэтому на свой юбилей в Россию никак не попаду. Разве что на пятидесятилетие.

и: Ближе к сорока годам вы научились ловить каждый день, как учили древние?

Кисин: Боюсь, что нет. Есть поговорка: "Живи каждый день как последний и учись так, как будто собираешься жить вечно". Чем старше я становлюсь, тем больше осознаю, как мало времени нам отпущено и как тщательно и строго нужно выбирать то, чему его посвящать, на что тратить...

Одним из тех исполнителей, для которых с самого начала их знакомства с музыкой было определено, что их ждет великолепная карьера, был . Он с раннего детства начал заниматься игрой на фортепиано и сразу же проявил свой талант. За этим последовал закономерный головокружительный успех, который музыкант имеет у знатоков классической музыки до сих пор.

После первых его выступлений начались многочисленные дискуссии среди критиков на тему того, не слишком ли молод начинающий музыкант, и не помешает ли это его дальнейшему развитию как исполнителя. Да и вообще были сомнения, могут ли быть настолько молодые музыканты, достаточно полно чувствующие всю глубину такого жанра, как классика.

Но вот цитата-ответ одного из известных исполнителей на эти сомнения:

«После выступлений Кисина нередко спрашивают с недоумением в голосе: как, каким образом удается ребенку проникнуть в сокровенную суть таких недетских произведений, как, скажем, фортепианные концерты Моцарта или Шопена? Только интуитивно и никак не иначе. Благодаря своему редкостному, практически безошибочному музыкальному инстинкту. Этим-то и впечатляет более всего его талант».

В дальнейшем ясно показал истинность этого утверждения.

Евгений Игоревич Кисин родился 10 октября 1971 года в Москве. Уже с двух лет он самостоятельно играет и импровизирует на фортепиано. Когда Жене исполнилось шесть лет, он поступил в московскую школу имени Гнесиных, затем учился в Музыкaльно-педагoгическом инcтитуте имeни Гнeсиных (Рocсийскую акaдемию музыки имeни Гнecиных) в классе Анны Павловны Кантор.

Анну Павловну Кантор Кисин называет своей единственной учительницей,

«…которая научила меня всему, что я умею делать на рояле, когда я был маленьким и когда я стал известным».

В 10 лет Женя впервые выступил на большой сцене. Он исполнил 20-й концерт Моцарта. Через год он дает первый сольный концерт. В 1984 году Кисин выступает в Большoм залe Москoвской конceрватории с 1-м и 2-м кoнцертами Шoпена для фoртепиано c оркeстром.

Первые зарубежные гастроли пианиста состоялись в 1985 году. Через два года он выступил на Берлинском фестивале.

В 1990 году Евгений переехал в Нью-Йорк. В Северной Америке он дебютировал в сентябре того же года, исполнив 1-й и 2-й кoнцерты Шoпена c Hью-Йоркcким филармoническим оркeстром пoд упрaвлением Зубинa Мeты. Еще через неделю музыкант выступил в Карнeги Хoлл с сольным концертом.

В феврале 1992 года Кисин участвовал в церемонии Grammy Аwards в Нью-Йорке. Аудитория телезрителей составила, согласно подсчётам, один миллиард шестьсот миллионов человек.

В августе 1997 года пианист выступает на фестивале «Рroms» с сольным концертом в лондонском Aльбeрт Хoллe. За более чем столетнюю историю фестиваля это был первый фортепианный вечер. Тогда от имени королевы пианисту было предложено Британское гражданство.

Кисин постоянно выступает с ведущими оркестрами мира в Европе, Азии и Америке, при этом собирая неизменные аншлаги.

Евгений Кисин, никогда не участвовавший в конкурсах исполнителей, является лауреатом многих премий, в том числе таких известных, как

Премия Академии музыки «Chigiаnа» «Лучший пианист года» (Италия, 1991 год).
Премия журнала «Musical America» «Инструменталист года» (1994 год).
Почётная премия «Триумф» (Россия, 1997 год).
Премия имени Д. Д. Шостаковича (Россия, 2003 год).
Премия имени Герберта фон Караяна (Германия, 2005 год).
Премия Грэмми в номинации «Лучшее классическое сольное исполнение на музыкальном инструменте» за исполнение произведений Скрябина, Метнера и Стравинского (США, 2006 год).
Премия имени Артуро Бенедетти Микеланджели (Италия, 2007 год).
Премия Грэмми в номинации «Лучшее сольное инструментальное исполнение с оркестром» за запись второго и третьего концертов для фортепиано Сергея Прокофьева (США, 2010 год).
В мае 2001 года Кисину присвоено звание почётного доктора музыки Манхэттенской школы музыки, в июне 2005 года – почётного члена Королевской академии музыки в Лондоне, в 2009 году – почетного доктора Гонконгского университета, в 2010 году – почётного доктора Еврейского университета в Иерусалиме.

Своими достижениями Евгений Кисин сумел доказать, что ранние успехи на сцене нисколько не помешали ему и в дальнейшем остаться одним из величайших пианистов современности. Его многочисленные поклонники и известные музыканты всего мира отмечают такие присущие только ему черты исполнительского мастерства, как глубину, поэтичность и романтическую одухотворённость.

Интересны отрывки из интервью Кисина.

«Сколько бы я ни играл в Москве после своего отъезда, я никогда не брал ни копейки… Потому что знаю, что большинство любителей классической музыки – такие, как мои бывшие учителя – заплатить за билеты не могут».
«На одном из моих выступлений кто-то упал в обморок – то ли от восторга, то ли от погоды».
Соперничество между пианистами «…существовало всегда – например, между Артуром Рубинштейном и Владимиром Горовицем. К счастью, мне удалось этого избежать. Сейчас в мире около 10 лучших пианистов, между которыми, на мой взгляд, нет никакого соперничества».
Я не могу перестать выступать в России, «…потому что я вижу, как на мою игру реагирует публика. Моя публика. Она осталась у меня в Москве. В этом я убеждаюсь во время каждого приезда в мой родной город. И неужели я должен ее обижать из-за каких-то недобросовестных критиков?!».

textbook pdf download - http://clearwalksoft.com/ . Покупаем радиодетали купим радиодетали. Индивидуальный пошив и производство юбок по пожеланиям заказчика.

Поводом для этого, второго по счету, моего интервью с выдающимся пианистом Евгением Кисиным, послужил, казалось бы, мелкий бытовой факт: в ответ на посланную ему (мою) книгу Женя прислал коротенькое письмо: «Книгу получил, уже читаю с большим интересом…»


- Женя, наше с вами интервью девятилетней давности закончилось вопросом: какой самый большой триумф в жизни вы испытали? Ваш ответ был: «Наверное, самый большой тот, который еще не испытал». Позвольте мне задать тот же вопрос, но с коррекцией: какой самый большой триумф вы испытали за последние 9 лет?

Было несколько ярких моментов. Вспоминаю свой первый приезд в Россию в 1997 году после пятилетнего отсутствия, получение там премии «Триумф». Другое событие, о котором не могу не упомянуть, произошло летом того же года. Я сыграл сольный концерт на фестивале «Proms» в лондонском Альберт-холл, вмещающем 6 тысяч зрителей. Это был первый фортепианный концерт за всю более чем столетнюю историю этого фестиваля.

- На российский «Триумф» вас выдвигал Василий Павлович Аксенов - теперь этот секрет можно раскрыть.

Я не знал этого, но, если это так, то не только Аксенов предложил мою кандидатуру. Меня выдвигали также, независимо друг от друга, Владимир Спиваков и Зоя Богуславская.

- На какое время вперед расписан ваш график? Знаете, например, где вы будете 6 мая 2005 года? (Мы беседовали 6 мая 2003 года в Нью-Йорке).

В год я играю 40-45 концертов. 6 мая 2005 года буду в Нью-Йорке, так как 1 мая в Карнеги-холл играю в четыре руки с Ливайном. В программе - Шуберт, концерт будет записываться «живьем». Почему я помню точную дату? Потому что недавно обсуждал ее с одним из своих многочисленных импресарио.

- Извините, Женя, мою неосведомленность, но я знаю лишь Джеймса Ливайна - дирижера оркестра Метрополитен опера.

Он же прекрасный пианист! Правда, не выступает с сольными концертами, но довольно часто исполняет камерную музыку. Кроме того, сделал немало записей, будучи аккомпаниатором таких певцов, как Лучано Паваротти, Джесси Норман, Кэтлин Бэттл, Криста Людвиг. Пару раз мы с Ливайном уже играли в четыре руки - на фестивале в Вербье, в Швейцарии.

- Не могли бы вы назвать несколько имен ваших коллег-пианистов, чье творчество вам симпатично?

Вы, наверное, имеете в виду пианистов современных, то есть ныне живущих? Это пианистка из Аргентины Марта Аргерих, с которой мы тоже играли в Вербье, и в четыре руки, и на двух роялях. Кто еще? Кристиан Циммерман, Ричард Гуд, Мюрей Пирайя, Даниэль Баренбойм. Очень люблю Раду Лупу. Он румын, точнее, румынский еврей. Ну и, наконец, Андраш Шифф.

- Что же вы, Женя, не назвали ни одного русского имени?

Пожалуйста: Григорий Соколов, конечно, Владимир Ашкенази, который, к сожалению, в последнее время больше дирижирует, чем играет на фортепиано.

- Ваш репертуар, насколько мне известно, огромен. В него входят только произведения классиков? А Шнитке, например, или Шостаковича исполняете?

Шнитке - нет, а вот Шостаковича играю с большим удовольствием, впрочем, пока не так много: сыграл только его Первый концерт. Хотя сочинений для фортепиано у Дмитрия Дмитриевича достаточно: две сонаты, цикл из 24 прелюдий. Им же написаны прекрасные сочинения с участием фортепиано: Трио, Квинтет, виолончельные, скрипичные и альтовые сонаты. Его виолончельную сонату я играл в 1988 году, когда был еще учеником Гнесинской десятилетки. Партию виолончели исполнял мой хороший приятель Ваграм Сараджян, ныне живущий в Хьюстоне.

- Один музыкальный критик назвал вас романтиком. Вы согласны с этой характеристикой?

Да. Определенно согласен.

- Знатоки вашего творчества говорят также, что у вас в руках все произведения Шопена. Это так, Женя?

Ну, нет, не все, конечно, и всех никогда не будет. Потому что не все произведения Шопена гениальны, особенно - ранние. Из трех его сонат Первая, я бы сказал, совсем неинтересная. Конечно, Шопен занимает центральное место в моем репертуаре, я играю довольно много его произведений: оба Концерта, Вторую и Третью сонаты, 24 прелюдии, разные ноктюрны, полонезы, мазурки, 4 баллады - много чего.

Сразу приходят в голову Шуберт и Моцарт - рано умершие в нищете. Конечно, Чайковский, Шостакович, всю жизнь тайно сопротивлявшийся режиму. Хотя, может, не испытав на собственной шкуре всего того, что ему пришлось испытать, он не написал бы такую музыку. Впрочем, так же, как и Чайковский, только в другом смысле. Вспомню еще Владимира Владимировича Софроницкого, который тоже жил в бедности и довольно рано умер.

- Я где-то читал, что Сталин иногда приглашал В.В. на дачу, любил слушать его игру. И однажды спросил, в чем Софроницкий нуждается. Тот, нуждавшийся во многом, ответил: «Спасибо, ни в чем».

Я знаю другую версию. По приказу Сталина Софроницкий вместе с Гилельсом, скрипачкой Галиной Бариновой и виолончелисткой Мариной Козолуповой был отправлен в Потсдам, куда Трумэн привез Юджина Листа (в 1945 году в Потсдаме проходила конференция глав правительств СССР, США и Великобритании). Мне рассказывали, что Сталин спросил тогда Софроницкого: «Говорят, у вас тяжелое жилищное положение?» И Софроницкий ответил: «Да», но никаких позитивных последствий этот ответ не имел. Сталину больше понравился Гилельс, потому что был некрасив, маленького, как и Сталин, роста. А Софроницкий был высоким и красивым мужчиной.

- Вы успели посмотреть фильм Романа Поланского «Пианист»?..

Фильм замечательный, произвел на меня огромное впечатление.

- Теперь спрошу вас о книге Солженицына «Двести лет вместе»…

У меня есть пока первая книга его дилогии. Я ее не читал, только бегло просмотрел, поэтому вынести какое-либо твердое суждение пока что не могу. Тем более, что второго тома я даже не видел.

- Со времени нашего первого интервью вы не раз бывали в России. Что вас там поразило?

Прежде всего скажу о волнующих чувствах, рожденных самими приездами туда, особенно - первым. Это была встреча с моим прошлым - детством, отрочеством, юностью. А что поразило там? Конечно, то новое, что там построили. Это, к примеру, громадный трехэтажный комплекс под Манежем. Последний раз я побывал в России в конце декабря-начале января нынешнего года. Играл в Санкт-Петербурге, на фестивале Темирканова «Площадь искусств». На открытии фестиваля мы (с оркестром под управлением Темирканова) играли Второй концерт Брамса, а двумя днями позже я сыграл сольный концерт. Запомнилось, как пограничница в аэропорту Петербурга попросила у меня автограф - это было очень приятно.

А потом я снова столкнулся с тем, что уже подзабыл и что раньше не до конца сознавал, потому что был еще ребенком. Пожалуй, нигде в мире нет такого, чтобы люди, работающие в концертных залах, так горячо интересовались музыкой. Имею в виду уборщиц, гардеробщиков, буфетчиц, рабочих сцены. Они чувствуют себя частью всего этого, любят музыку и слушают ее. Это был один из самых трогательных моментов. А в Москву я попал последний раз летом прошлого года, приехал туда без концертов, и жили мы в нашей собственной квартире в Сокольниках.

- У вас не возникало мысли - не желания, а именно мысли - вернуться? И были ли соответствующие предложения?

А от кого, собственно говоря, могло поступить такое предложение? Вы говорите: не желания, а мысли… Скорее, мысли были желанием, чтобы жизнь в России стала нормальной. И если бы она стала таковой, я хотел бы жить там. Это все-таки свое, я там прожил первые 20 лет своей жизни, и за эти 20 лет в России не произошло ничего такого, из-за чего я мог бы хотеть вырвать эти годы из своей души. Нет, предложений вернуться не было.

- Ваши занятия на фортепиано сейчас ежедневные?

В принципе - да, хотя обычно я не занимаюсь на следующий день после концерта. Бывают и целые периоды, они случаются раз в году, когда я не занимаюсь. В Москве, в наш последний приезд, я в течение двух недель не поднимал крышку рояля. А вообще каждый сам должен для себя определять, сколько ему заниматься. Известный виолончелист Даниил Шафран говорил: «Когда я не позанимаюсь, я голодный и злой». Судя по всему, он своих занятий не пропускал. Кстати, вчера я у одного известного врача расспрашивал: сколько нужно спать, есть, заниматься физкультурой, сексом и так далее? Он ответил, что всё индивидуально, каждый должен установить свою норму и придерживаться ее. Так же и с занятиями на фортепиано или другом инструменте.

- Ваша работа требует хорошего здоровья. Что вы делаете для его поддержания?

Делаю по утрам зарядку. Я не могу сказать, что моя работа сама по себе требует хорошего здоровья, однако огромных затрат энергии - определенно. Поэтому необходимо высыпаться. Когда я не высыпаюсь, заниматься трудно.

- Страдаете бессонницей?

После концерта никогда не могу заснуть. Прибегаю к снотворным, но даже они не всегда помогают.

- Вы бываете, Женя, в концертах, слушаете музыку?

Конечно. Слушать музыку - это и удовлетворение моих личных потребностей, и часть моей профессиональной жизни.

- Вы - человек известный. К вам часто обращаются с просьбами? Кого-то послушать, что-то рекомендовать?

Только что я вернулся из Вашингтона. После концерта ко мне подошла китайская семья - родители и двое маленьких детей. Вручили мне видеокассету с просьбой посмотреть и послушать игру их восьмилетнего сына. Я просмотрел запись, позвонил этим людям и мы обстоятельно поговорили.

- Сейчас очень большое число китайцев и японцев, по крайней мере, здесь, в Америке, занимаются музыкой. Как вы считаете, они составляют конкуренцию русским?

В будущем - составят. И тот китайский мальчик, и японские дети, чьи видеокассеты я смотрел раньше, если будут развиваться правильно, составят всем, а не только русским, сильную конкуренцию, поскольку они невероятно талантливы. Кроме того, и у японцев, и у китайцев богатая музыкальная культура. В Китае музыкальные традиции существовали еще тогда, когда нынешних европейских народов и в помине не было. Японцы - тоже музыкальный народ. Я был в Японии десять раз и очень люблю их народную музыку. И вообще, несмотря на свою внешнюю сдержанность, я бы сказал, на чрезвычайную внешнюю сдержанность, японцы - народ сентиментальный и горячий.

- Что читаете сейчас, Женя?

Дневники Святослава Рихтера. Это необыкновенная книга. В течение четверти века, в последний период жизни, он записывал свои впечатления о многих концертах и прослушанных записях. Мысли Рихтера узнаешь от первого лица, а не в чьем-то пересказе. В конце книги приведены данные о количестве сыгранных им концертов, о том, в каких городах и странах мира он играл. Меня поразил полный репертуар Рихтера, составивший колоссальную цифру - 903 произведения!

- А правда ли, что Рихтер, послушав игру 12-летнего Жени Кисина, сказал: «Учить этого мальчика нечему»?

Я о таком никогда не слышал, во всяком случае, я для него никогда специально не играл. В его дневниках моя фамилия один раз упомянута, он слышал мою игру по телевизору. Правда, это было не лучшее мое выступление.

- В нашем разговоре прозвучали фамилии Рихтера и Гилельса, и это естественно. Я вспоминаю покойного педагога моей дочери - Марию Александровну Шарикову. Она считала Гилельса более лиричным, более глубоким пианистом, чем Рихтер…

Это музыканты бездонной глубины. Что же касается лиризма, то и у того, и у другого лирика вряд ли была одной из главных черт. Между ними, я думаю, гораздо больше сходств, чем различий. А кто из них лучше - невозможно сказать, ибо речь идет о музыкантах высочайшего уровня. Конечно, всегда находились люди, отдававшие предпочтение либо одному, либо другому. Иногда это предпочтение принимало ненужные формы, то есть, отдавая дань одному, другого люди чуть ли не отрицали. Нет, не отрицали, а принижали. Я ценю и люблю обоих. Ни тот, ни другой не являлись лириками в чистом смысле этого слова. Конечно, лирика не может не играть роли в творчестве любого крупного музыканта. И все же, говоря о Рихтере и Гилельсе, я сперва назвал бы глубину, а потом уже - лирику.

- Не могли бы вы, Женя, прокомментировать строки Евгения Евтушенко: «Я знаю, что такое слава. / Она - ошейник из цветов».

Абсолютно согласен с поэтом, кое-что знаю по себе. Во-первых, слава в большой степени лишает человека свободы: чем больше человек известен, тем менее свободным он становится. Во-вторых, слава накладывает на тебя огромную ответственность.

- Закончу интервью традиционно: что бы вы пожелали нашим эмигрантам в Америке?

Я хотел бы пожелать им обретения того, о чем они мечтали, отправляясь в эмиграцию. Желаю всем им счастья в новом доме.